— Я знаю, что одним из важнейших элементов упомянутой мной жизненной карьеры для него является наша мастерская. А смерть инженера-сантехника, боюсь, ее прикончит…
Убедила ли я прокурора? Во всяком случае, по лицу его не поймешь. Помолчав, он сказал:
— Вот чего я не понимаю. Почему убийца, придушив Столярека, не прихватил его записной книжки?
— Так у него не было времени. Я об этом и сама думала, но еще не успела обсудить с Алицией. По-моему, убийце пришлось выбирать — самому смываться или вытаскивать блокнот. Он предпочел, естественно, первое. Да вы и сами видите — если руководствоваться записями в блокноте, подозреваемых наберется больше двадцати. Убийца мог себе позволить…
— Может, так оно и было. У нас остался последний кандидат.
— Да, Янек. И я голову ломаю, ему-то зачем понадобилось убивать Столярека? Возможность физическая была, но вот мотивы?
— И мотивы были, — с недоброй улыбкой заметил прокурор. Откуда я знаю эту улыбку? Подумаю об этом потом, сейчас главное — Янек.
— Какие же у Янека были мотивы? Его вроде бы ничто не связывало с Тадеушем.
— Есть у пана Яна секрет, о котором, кроме него, знали лишь заведующий мастерской да Столярек. Мы раскопали его, и позвольте, пока о нем вам не скажу, секрет очень деликатного свойства. Намекну лишь, что желать смерти Столяреку пана Яна заставляли причины того же порядка, что и пани Монику, и пана Каспера. А коль скоро мы принимаем последних в расчет, приходится принимать и пана Яна.
Совершенно неожиданным оказалось для меня такое заявление. Янек? Вот уж о ком никогда бы не подумала! Что он такое выкинул? Знали Зенон и Тадеуш… Очень весомая улика против Янека, ведь он имел возможность не только совершить убийство, но и вызвать Тадеуша по телефону. И вот еще один аспект дела — возможная ошибка… Янек хотел устранить Зенона, ошибся, придушил Тадеуша, тоже неплохо, потому как тот знал его тайну, и что дальше? Попытается завершить свое черное дело и возьмется теперь за Зенона? Вот ведь куда меня занесло! Глупости. Полнейшая чепуха!
— Итак, — резюмировал прокурор, — из восьми подозреваемых четверо могли не только убить, но и позвонить своей жертве. Из этих четверых двух вы считаете абсолютно невиновными. Остаются Янек и пани Ядвига. Скажу вам откровенно, не нравится мне это.
— Мне тоже не нравится. И Янека я тоже не подозреваю. Впрочем, и Ядвигу оправдываю.
— Перестаньте, иначе я спячу! Ведь убийство — реальный факт. Хоть с этим вы согласны?
— Согласна.
— Ну и значит…
— А вот что это значит — не знаю.
Вконец расстроенная, разом потерявшая всю свою энергию, я сидела молча, тупо уставившись на красавца прокурора. Выжидательно помолчав и ничего не дождавшись, тот тяжело вздохнул, закурил новую сигарету и подошел к делу с другого конца.
— Давайте теперь поговорим о двери между кабинетом и залом. Дверь была заперта… или нет? Не может свидетель сказать неправду?
— Этот свидетель соврать не может, уж поверьте мне. Этот свидетель — человек трезвый, уравновешенный, не истерик, не выдумщик, не безответственный шутник. Если он сказал, что дверь была заперта, значит, так оно и было.
— Поскольку никто из опрошенных не признался в том, что запер он, следует предположить — дверь запер убийца. Зачем?
— Чтобы не распахнулась в неподходящий момент или чтобы ему не помешали. Кто-нибудь мог нечаянно войти.
— Чем запер?
— Ключом. Когда-то он постоянно лежал в ящике стола директора, это мы выяснили. А тот ключ, что капитан обнаружил в нашем вазоне…
— Он как раз от этой двери, — подтвердил прокурор.
Вот как! А ведь Янек выходил на балкон, когда Лешек ел свою рыбу… Ну и что? Мало ли зачем человек мог выйти? Ни за что не поверю, чтобы Янек…
Мы помолчали.
— На ключе могли остаться отпечатки, — робко начала я. — Он был такой… весь осклизлый…
— И даже очень. В вазоне он находился не один месяц.
— Тогда убийце пришлось бы сначала вытащить его из этой пакости.
— Правильно. Вытащить, осторожно, не очищая, воспользоваться им и опять бросить в вазу. Очень неглупо!
Я совсем пала духом. Помолчав, спросила:
— А что Зенон говорит о ключе? Его вы спрашивали?
— Категорически отрицает какую-либо к нему причастность. Ничего не знает, ключом никогда не пользовался, ему неизвестно, где был ключ раньше и где находится сейчас.
Дьявол утверждал, что о ключе знаю только я и убийца. До сих пор дьявол был во всем прав. Этот ключ видели все, сейчас он в распоряжении следственных властей… Что-то тут не так. Зенон утверждает, что ему ничего не известно? Минутку, что-то такое мне вспоминается…
— Погодите немного, пан прокурор, позвольте мне сосредоточиться. Было что-то, связанное с ключом…
Опершись локтями о стол, закрыв лицо руками, я попыталась вспомнить, что же такое когда-то было, из-за чего я сомневаюсь в правдивости слов Зенона? Что-то такое было…
— Нет, — я опустила руки. — Не могу вспомнить. Склероз, знаете ли… Поспрашиваю коллег, может, они припомнят. Но одно могу вам твердо сказать — Зенон о ключе знал!
— Это опять ваша личная убежденность?
— А разве мы, черт побери, пришли сюда не для того, чтобы побеседовать о моих личных убеждениях?
— Ну хорошо, хорошо, не сердитесь. Запер, значит, убийца дверь.
— С какой стороны он ее запер? — перебила я прокурора. — Это очень важно. Мне надо представить, как все происходило. Так с какой стороны убийца запер дверь?
Странно как-то посмотрев на меня, прокурор вежливо ответил: