— Какой именно? — заинтересовался Януш. — В жестяных банках или тюбиках?
— Развесной.
А Янек пристал к Янушу:
— Ты сказал — паштет в тюбиках? Где ты видел паштет в тюбиках? Разве такой бывает?
— Еще как бывает, в тюбиках — самый вкусный. Раньше я видел в продаже, не знаю, как сейчас.
— А где ты видел?
— На Жолибоже. По правой стороне площади.
— Интересно, какую сторону площади ты считаешь правой?
— И в самом деле. Постой, как бы тебе объяснить…
— Попробуй с помощью сторон света, — предложила я, втягиваясь в дискуссию, ибо паштет в тюбиках меня тоже интересовал. — Если встать лицом на север, то где?
— А где там север? — поинтересовался Януш.
— Там, где Беляны.
— Нет, Беляны на востоке. Север в Маримонте.
— Спятил, север в Маримонте! В Ломянках он.
Варшавские районы не помогут Янушу сориентироваться в сторонах света, мы перешли на другой масштаб.
— Ну, представь, что ты стоишь мордой к Гданьску! К морю!
— Ага, значит, к Швеции? — понял наконец Януш.
— Ну да, а задом к Кракову.
— Тогда понятно, — обрадовался Януш. — По левой стороне.
— Там несколько продовольственных магазинов, — недовольно заметил Янек. — Штук пять.
— Я видел его, наверное, уже с месяц назад, — задумчиво протянул Януш, а Янек тоже задумчиво, глядя в окно, в тон ему произнес:
— Нет, больше…
— А ты откуда знаешь? — обиделся Януш. — Я же там был, а не ты.
— Больше магазинов, говорю.
— Значит, тебе придется все их обойти, — заметила и тоже задумалась, пытаясь вернуться к теме, с которой меня сбил паштет в тюбиках. А Януш никак не мог пережить того, что раскололся на допросе: выдал-таки милиции информацию, хотя и неточную. А тут еще этот паштет…
— Покупал я его около месяца назад, — старался он припомнить. — Тогда как раз уезжал мой приятель, тот югослав, помните, я вам о нем рассказывал, так мы перед отъездом для него покупали этот паштет…
Янек перебил:
— А где же жил твой югослав? У тебя?
— …в тюбиках, — закончил фразу Януш.
— Что ты! Жил в тюбиках?
— Нет, покупал в тюбиках.
— Перестаньте наконец ерунду молоть! — рассердилась я. — Совсем заморочили мне голову со своими тюбиками, и я забыла, что именно хотела вспомнить.
— Верно! — обрадовался Януш. — Только не ты, а я хотел вспомнить. И вспомнил! Знаете, где я видел Зенона вместе с Тадеушем? Именно на площади Вильсона, как раз тогда, когда мы с югославом покупали паштет в тюбиках.
— Вот как! — без особого энтузиазма откликнулся Янек на это известие. — Они тоже его покупали?
— Есть хочется! — тянул свое Лешек. — Пойду попробую милицию уговорить, может, выпустят меня в магазин.
— Если выпустят, тогда купи еду на всех. Хотя бы этот паштет.
Когда Лешек голоден, его больше ничего не интересует. Он быстро собрался и вышел из комнаты, оставив нас со своими проблемами. А мы с Янеком, преисполненные расследовательским пылом, соскочили со своих мест и кинулись к Янушу. Зенон был для нас темной лошадкой, его личную жизнь скрывала завеса таинственности, а тут вдруг появилась возможность эту завесу приподнять. Ведь мы и предположить не могли, что нашего заведующего может что-то связывать с Тадеушем, кроме чисто служебных отношений. А Януш видел их вместе в нерабочее время… Януш стал рассказывать:
— Вот теперь я все прекрасно вспомнил, так и стоят перед глазами. Приехали мы, значит, с югославом на площадь Вильсона, дело было уже к вечеру. Вижу — Зенон с Тадеушем стоят возле машины Зенона, и вроде как Зенон хочет уехать, а Тадеуш ему не дает. Что-то стал говорить Зенону, явно неприятное, хотя, сами знаете по виду нашего заведующего не сразу скажешь, доволен он или наоборот, но тут мне показалось, что очень недоволен…
И показалось, что сначала не хотел его слушать, а тут вдруг его как громом поразило, обернулся к Тадеушу, может, что и сказал, оба сели в машину и уехали…
— Тебя они видели?
— Нет, я в магазине был. Покупал паштет в…
— Что такое мог Тадеуш ему сказать?
— Холера его знает. Зенон ни в жизнь не скажет, Тадеуш тем более…
— Знаете, у меня такое чувство, что милиция не вслепую действует. Они знают, что делают. Заметили, пытаются нащупать наши личные связи с покойным и, так мне думается, именно в них надеются обнаружить мотив убийства.
— Понятно, ведь Тадеуша не могли задушить просто так, ни с того ни с сего, — рассудительно заметил Янек.
— Вот именно. Давайте быстренько попытаемся вспомнить, не было ли тут служебного мотива, — предложила я.
— А почему быстренько?
— Потому что наверняка не было, и тогда мы с чистой совестью выбросим его из головы и сможем сосредоточиться на личных.
Быстренько подумав, мы единодушно пришли к выводу, что служебные мотивы скорее заставили бы всех воскресить Тадеуша. Выходит, остаются только личные.
— Приступаем к личным. Начнем с Зенона. Что его могло связывать с Тадеушем в личном плане?
— Может… — начал Януш и не докончил. В соседней комнате вдруг раздался грохот, сопровождаемый каким-то непонятным шумом. Не раздумывая, мы все трое, мешая друг другу, ринулись туда.
Нашим глазам предстала картина, при виде которой мы буквально остолбенели. Стоя посреди комнаты на коленях перед Моникой, Каспер пытался целовать ее руки и душераздирающим голосом восклицал:
— Прости! Прости!
Моника, ну прямо разъяренная фурия, в бешенстве выдирала у него свои руки, а за ней стоял Кайтек, и было ясно видно, что он только что схлопотал по морде. Однако самый громкий шум производил Стефан. Потрясая кулаками над головой смертельно зареванной Веси, скорчившейся на своем табурете, он яростными воплями, не очень цензурными, выражал о ней свое мнение. Збигнев предпринимал тщетные и не совсем искренние попытки его утихомирить. Все, вместе взятое, создавало изумительную по силе выразительности сцену, единственными свидетелями которой стали мы трое.